ФОНД Дианы Макаровой: СЛИШКОМ ЖИВОЙ...
Dec. 14th, 2016 05:09 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
nazavzhdy posting in ![[community profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/community.png){kind=small}
lenta_uaНа блокпосте нас остановили, Ритка привычно потянулась за документами и яблочком.
Когда-то именно на этом блокпосте мы угостили ребят яблоками - с тех пор так и называем "Яблочным блокпостом", а название нужно укреплять и цементировать. Иначе зачем же оно, название?
Цементирование происходит посредством хрустких яблок - а поскольку почти все блокпосты имеют у нас неформальные названия, то даже не спрашивайте, чем мы цементируем блокпост с названием, например, Котлетка
Ладно-ладно, заинтригованый читатель, я расскажу. Мне и самой не терпится.
Никаких цементирующих котлет мы не возим по блокпостам, и ещё чего не хватало, котлеты возить. Но именно на "Котлетке" мы впервые познакомились со сворой упитанных, прикормленных, избалованных собак, которые дружной стаей слетались на досмотр каждой машины и зорко следили за тем, чтобы:
- ни один пассажир не обидел постовых, сиречь членов стаи
- ни одна подачка, выданная из машины, не прошла мимо собачьей пасти
С нами была Санди, у Санди была котлетка.
- Ой, собачки. - пропела Санди. - А можно выйти? Погладить хочу.
И Рита поддержала просьбу Санди, лихо подмигнув проверяющему.
Когда Санди начинает петь на блокпосте - это сильно. Это почти так же, как Ритка, которая тоже иногда включает лихое пение и посвист при проверке документов.
А когда Ритка и Санди о чём-то просят вместе - редкое сердце постового не расплывётся от нежности и смутных надежд.
- Конечно! - расплылся в улыбке постовой.
И Санди выскользнула из машины, пытаясь накормить ̶п̶я̶т̶ь̶ю̶ ̶х̶л̶е̶б̶а̶м̶и̶ котлеткой эту упитанную свору.
Свора виляла толстыми жопами и облизывала Санди руки. Понятно было, что дело не в котлетке. А доброе слово, на ручки и уруру - оно всем нужно. даже бдительным досмотрщикам.
С тех пор мы, направляясь через блокпост Котлетка, всегда следим, чтобы в машине были - косточки, бутерброды, кружочки колбасы и всякое. А любовь к виляющим хвостам - она у нас всегда с собой.
А направляясь к Яблочному блокпосту, мы обязательно обеспокоимся наличием яблок. Потому что это уже традиция, а традиции нужно беречь, холить, лелеять и цементировать.
Итак, нас остановили на Яблочном блокпосте и Рита потянулась за документами и яблочком.
Яблочко, молча протянутое в открытое окно, действует именно так, как действовали все яблоки, предшествующие этому нынешнему, урожая шестнадцатого года - считая от яблока той голой девушки, протянувшей плод своему неодетому платоническому другу, до символического приза на первом в мире конкурсе красоты, жюри которого состояло из одного бедолаги, неосторожно наткнувшегося на спор трёх женщин.
Никогда не влезайте в споры трёх женщин. вы можете случайно стать детонатором для вспышки:
- бесконечной войны
- литературы
- длительного путешествия
- развода по-тройски
- зарождения множества мемов, которыми пользуются из века в век, и которые так яростно вычеркивают редакторы журналов и сайтов, претендующих на высокий журналистский уровень
И если с войной и путешествием ещё можно как-то справиться, то что делать с бесконечным литературным сюжетом и мемами?
Итак, Рита протянула яблоко, которое дивным образом проявило на лице строгого постового мгновенно расцветшую улыбку, и, заталкивая эту улыбку под балаклаву, он спросил:
- Подвезёте тут одних?
Тут одни стояли на обочине, шевроны являли Тех-кого-нет. То-есть представителей ВСУ, но с некоторым бурным прошлым.
Мы тоже направлялись к Тем-которых-нет-но-уже-ВСУ. И я как раз лихорадочно строила маршрут.
Маршрут из точек А,Б,С,Д,Е в этом месте можно пройти по алфавиту, а можно и наоборот. По солнышку или по месяцу. По часовой стрелке или против.
Всё зависит от того, кто и когда пришёл с работы, и теперь спит или бодрствует.
Работа некоторых точек, особенно Д и Е, обычно бывает ночной. Поэтому поутру телефоны они не слышат, отсыпаясь после ночной смены. И приходится показывать блестящее знание алфавита и топографии, строя маршрут не по часовой стрелке, но против.
Маршрут намечался именно против часовой стрелки. Но шевроны автостопщиков заставили меня надолго призадуматься. Секунд на пять. И я сказала по прошествии:
- Вперёд! - и взмахнула рукой.
Вперёд так вперёд. И оба буквально взяли на абордаж вторые сидения нашего не такого уж большого автобуса. Санди взлетела на руки, продолжая строить глазки и маршрут по заданным мною крокам.
Оглянувшись, я увидела бородатое сонное лицо, синяк под глазом, и спросила, усмехнувшись скупо:
- Увольнение задалось?
- Не, это он об БТР!
- Не, это я об БТР!
в два голоса вскричали автостопщики, гневно отметая мои гнусные подозрения.
Санди хмыкнула, а Рита передала на задние ряды горсть конфет "Ромашка"
У нас в рейсе всегда есть конфеты Ромашка, но не ищите на наших картах блокпоста с таким названием.
Просто есть Таня, к которой нас всегда может занести Бог войны и дорог. А мы с Таней очень любим конфеты Ромашка. Таня - потому что позывной. А я просто люблю.
Я не ем сладкого. Вообще. Шоколад имеет для меня картонный вкус и не входит в перечень съедобных вещей. Пирожные и торты кажутся мне муляжами, поскольку совершенно не вызывают вожделения и слюноотделения. Любые конфеты или десерты, не говоря уже о мороженом, вызовут у меня разве что поднятие плечей и взлёт бровей для пущего акцентирования явственного недоумения. Я действительно не понимаю, как это можно есть. Но каких только причуд у людей не бывает. Когда я была беременной, то ела мел. Я его хрупала кусками, и мне специально покупали мел белый, школьный, коробками.
Чего только не случается в море обширных гастрономических чудачеств, даже шоколад.
Но конфеты "Ромашка" я люблю бесконечной любовью. Насытиться "ромашками" я не могу, потом страдаю некоторыми панкреатитными болями в левом подреберье, поэтому "ромашки" всегда в машине, но всегда делятся на всех и щедро раздаются случайным пассажирам - меньше соблазна, меньше панкреатита.
Рита передала "Ромашку" на задний ряд, оттуда скоро послышалось сопение, шуршание и смачное чавканье.
Прожевав, бородатый и заросший спросил:
- А нааам на блаакпосце, где перекрёсток, знаеце?
И мы опешили, надолго замолчав. Даже Рита от удивления объехала очередную яму по обочине, что недопустимо. И метнула на меня взгляд - заметила, нет?
я сделала вид, что не заметила, переваривая эти "ц" и широкое "ааа"
- Россия? Москва? - спросила я.
- Да, угадали. - засмеялся заросший и бородатый.
Угадали? - да на его аканье большими буквами было написано - я из москвы, ребята, встречайце!
- А вы часом не сепаркИ ли, ребятки? - угрюмо спросила я среди общего молчаливого хмыканья.
- Ахахаха! - захохотал весёлый бородач. - Вот у меня часто так спрашивают.
И начал рассказывать, как он ехал из России воевать за Украину, как сначала с Правым сектором, потом пошёл на службу в армию.
То-есть он рассказывал историю, которую я слышала не раз за эти три года Майдана и войны.
Я эту историю слышала не от одного заезжего из россии воина украинской армии. И даже не от двух.
Привычной и обычной была история. И я включилась далее в обдумывание маршрута, который уже летел к чертям из-за резко введенных в уравнение этих двух неизвестных.
Я набирала номера телефонов, номера молчали. Люди отсыпались после ночной смены.
Кто-то отсыпался после смены утренней. А мы уже знали, что утром ребятам подвалила внеурочная работа. И один отдел спешил на помощь другому отделу, разгребаясь с этой срочной работой, внезапным прорывом на производстве нашей войны.
Я строила маршрут, тасуя буквы А,В,С,Д,Е, переставляя их и так и эдак, вводя поправки на солнце и короткий день, затраты на топливо, забросы на завтрашний день - а очень важно, где нас застанет вечер, от вечера зависит оптимальность следующего дня. Где оптимальность - наш Бог и главный решающий фактор построения маршрута.
За спиной гудел бородач, слышались взрывы хохота экипажа. Наш автостопщик травил бородатые анекдоты, и экипаж смеялся именно над длиной бороды - анекдотов, а не рассказчика.
Но, смеясь над бородой анекдота, важно делать это широко и взахлёб, чтобы рассказчик не упустил своих лавров.
Правда, тогда смеющиеся обречены на новую серию бородатых, старых, знаемых напамять, цитируемых до тошноты, анекдотов. Здесь всё зависит от терпения и степени нужности рассказчика в вашей жизни.
Я поморщилась улыбаясь. Конечно, наш мохнатый автостопщик был нам нужен. Как воин - если всё, что он говорит, правда, исключая, конечно же, анекдоты.
И как лазутчик, если информация о его боевом прошлом и настоящем не подтвердится.
Понятно, что вряд ли он мог быть лазутчиком - этот милый, страшно занудный, нахальный русский с чётким и протяжным масковским аканьем.
Понятно, что я просто включила для профилактики свою постоянную дозированную паранойю, первый пункт которой гласил:
1. Если вы в чём-то сомневаетесь, проверьте информацию.
Там был ещё второй пункт, и он вещал:
2. Даже если у вас нет сомнений - информация должна быть проверена.
Был ещё подпункт. Он нашёптывал:
- если вы боитесь выглядеть дураком при проверке, не бойтесь. Непроверенная информация - хуже, чем если вы дурак.
Дозированную паранойю во мне взращивал Эндрю, это было практически единственное, что он оставил мне в наследство, если не считать:
- друзей множество и почти во всех подразделениях, друзей, с которыми познакомил меня в своё время он
- дороги и маршруты, проработанные нами совместно
- вера в то, что мы всё делаем правильно, если не отступаем от своих принципов
- сами принципы, откоректированные по его звенящей сталью шкале
- карту наступления на оккупированные восток и Крым, которую однажды он начертил нам
- кактус, который он подарил мне на День рождения
и подвести своего погибшего друга в нашей общей паранойе я не могла. Мне бы не простил этого даже кактус по имени Эндрю.
И я набрала номер.
Внезапно мне ответили, проснувшись после ночной смены. Или утренней внеурочной работы.
- Скажи мне, милый ребёнок... - начала я, и в трубке заржали.
Милый ребёнок имел два-плюс метра ростом и вполне заслуженный авторитет, я знаю, я наводила справки. И метры мерила в объятиях.
- А знаешь ли ты такого... - и объяснила.
- Конечно. - улыбнулись в трубку. - наш человек, норм.
И я улыбнулась в ответ.
Я вела этот разговор в салоне, не боясь, что вторые ряды услышат мои наведения мостов и прощупывание характеристик во славу паранойи.
Вторые ряды и не могли услышать, их охватило веселье. Милый нестриженый зануда травил что-то о женщинах и мужчинах, и даже Ритка, сидевшая, естественно, в первом ряду, поскольку за рулём, хмыкала и вставляла свои веские и звонкие:
- Да слушайте его больше!
Мы подъехали к блокпосту, что на перекрёстке, я высунулась в окно и сказала:
- Волонтёры. Четыре человека экипажа и два заложника.
Каска постового взлетела на макушку - так высоко и резко он поднял брови. Рука потянулась к автомату.
- Да это мы, мы это! - закричали наши автостопщики, отодвигая дверцу микроавтобуса.
Ухмылка типа "Аааа, это выыыыы..." озарила небритое лицо постового. И он махнул рукой - проезжайте, мол, с глаз моих долой.
- Ну, мы выходим. - заявили наши попутчики.
- Не надо. Мы отвезём вас в вашу роту. - сказала я железно.
Когда я говорю железно, даже такие охламоны умолкают и начинают вспоминать, говорили ли они, где стоит их рота.
Не говорили.
И они притихли.
- Во-во. Болтун - находка для шпиона. - громко подумала я.
А зануда с синяком под глазом - Это он об БТР! - задумался и сказал, просияв:
- Так это вы ради нас поменяли маршрут!
- Не обольщайтесь. - хмыкнула я, наконец расставив точки Е,Д,С,В,А. - Нам туда тоже нужно.
- Всё равно спасибо. - мурлыкнул русский, нахально акая.
- Не могу. - покрутила головой Ритка. - Когда я слушаю вас, я не могу говорить на украинском языке. И тоже начинаю акать. Скорее изучайте украинский.
- Я изучаю. - виновато сказал бородатый и лохматый зануда. - Но я ещё не могу убрать акцент.
Мы вышли в промежуточной точке. Большой лохматый зануда потягивался и просветлённо смотрел на нас.
- Девочек провести в туалет, меня в штаб. - командным тоном попросила я.
- Так точно! - просиял он.
... мы прощались там же.
Я вернулась из штаба с провожатым. Нас ждала точка Е.
Их ждал путь домой.
Домой - так называют все ребята свои расположения, которые они, в свою очередь, называют располагами.
Домой - хоть настоящий дом твой очень далеко. Иногда невозвратимо далеко.
Домой - в это временное пристанище. Которое они украшают как могут - детскими рисунками, флагами, смешными лозунгами и объявлениями, разодетыми в форму манекенами, и снова рисунками.
- Спасибо. - сказал нам лохматый, протягивая мне руку, и моя рука утонула в его руке. - Позвоните мне, когда вы приедете в следующий раз, хорошо?
- Хорошо. - улыбнулась я.
Я хорошо улыбнулась ему. На самом деле я страшно люблю зануд.
Зануд, которые рассказывают бородатые анекдоты.
Но эта моя любовь - большой секрет. Не говорите никому.
- И запишите в телефон. Витек. Витек, как чешское имя. - пояснил он.
- Лучше ты мой номер запиши. - сказала ему я, улыбаясь добро и нежно.
Ему нельзя было улыбаться по-другому. Большим ребёнком выглядел этот Витек - со всеми вытекающими ребёнковыми сложностями и неудобствами.
Не позвоню, Витек.
И ты не позвонишь мне.
Русский, бившийся за нашу страну - ты так и не успел выучить украинский и победить своё аканье. Но разве в этом дело и в этом беда?
Вчера тебя не стало. И мы, которые видели тебя час, не больше - не можем поверить в это.
- Он был слишком живой, чтобы умереть. - сказала я.
Но это чушь. Все слишком живые, чтобы умирать.
Все.
https://www.facebook.com/fondDM/posts/1850036595255110
Реквизиты Ф.О.Н.Да Дианы Макаровой.
Когда-то именно на этом блокпосте мы угостили ребят яблоками - с тех пор так и называем "Яблочным блокпостом", а название нужно укреплять и цементировать. Иначе зачем же оно, название?
Цементирование происходит посредством хрустких яблок - а поскольку почти все блокпосты имеют у нас неформальные названия, то даже не спрашивайте, чем мы цементируем блокпост с названием, например, Котлетка
Ладно-ладно, заинтригованый читатель, я расскажу. Мне и самой не терпится.
Никаких цементирующих котлет мы не возим по блокпостам, и ещё чего не хватало, котлеты возить. Но именно на "Котлетке" мы впервые познакомились со сворой упитанных, прикормленных, избалованных собак, которые дружной стаей слетались на досмотр каждой машины и зорко следили за тем, чтобы:
- ни один пассажир не обидел постовых, сиречь членов стаи
- ни одна подачка, выданная из машины, не прошла мимо собачьей пасти
С нами была Санди, у Санди была котлетка.
- Ой, собачки. - пропела Санди. - А можно выйти? Погладить хочу.
И Рита поддержала просьбу Санди, лихо подмигнув проверяющему.
Когда Санди начинает петь на блокпосте - это сильно. Это почти так же, как Ритка, которая тоже иногда включает лихое пение и посвист при проверке документов.
А когда Ритка и Санди о чём-то просят вместе - редкое сердце постового не расплывётся от нежности и смутных надежд.
- Конечно! - расплылся в улыбке постовой.
И Санди выскользнула из машины, пытаясь накормить ̶п̶я̶т̶ь̶ю̶ ̶х̶л̶е̶б̶а̶м̶и̶ котлеткой эту упитанную свору.
Свора виляла толстыми жопами и облизывала Санди руки. Понятно было, что дело не в котлетке. А доброе слово, на ручки и уруру - оно всем нужно. даже бдительным досмотрщикам.
С тех пор мы, направляясь через блокпост Котлетка, всегда следим, чтобы в машине были - косточки, бутерброды, кружочки колбасы и всякое. А любовь к виляющим хвостам - она у нас всегда с собой.
А направляясь к Яблочному блокпосту, мы обязательно обеспокоимся наличием яблок. Потому что это уже традиция, а традиции нужно беречь, холить, лелеять и цементировать.
Итак, нас остановили на Яблочном блокпосте и Рита потянулась за документами и яблочком.
Яблочко, молча протянутое в открытое окно, действует именно так, как действовали все яблоки, предшествующие этому нынешнему, урожая шестнадцатого года - считая от яблока той голой девушки, протянувшей плод своему неодетому платоническому другу, до символического приза на первом в мире конкурсе красоты, жюри которого состояло из одного бедолаги, неосторожно наткнувшегося на спор трёх женщин.
Никогда не влезайте в споры трёх женщин. вы можете случайно стать детонатором для вспышки:
- бесконечной войны
- литературы
- длительного путешествия
- развода по-тройски
- зарождения множества мемов, которыми пользуются из века в век, и которые так яростно вычеркивают редакторы журналов и сайтов, претендующих на высокий журналистский уровень
И если с войной и путешествием ещё можно как-то справиться, то что делать с бесконечным литературным сюжетом и мемами?
Итак, Рита протянула яблоко, которое дивным образом проявило на лице строгого постового мгновенно расцветшую улыбку, и, заталкивая эту улыбку под балаклаву, он спросил:
- Подвезёте тут одних?
Тут одни стояли на обочине, шевроны являли Тех-кого-нет. То-есть представителей ВСУ, но с некоторым бурным прошлым.
Мы тоже направлялись к Тем-которых-нет-но-уже-ВСУ. И я как раз лихорадочно строила маршрут.
Маршрут из точек А,Б,С,Д,Е в этом месте можно пройти по алфавиту, а можно и наоборот. По солнышку или по месяцу. По часовой стрелке или против.
Всё зависит от того, кто и когда пришёл с работы, и теперь спит или бодрствует.
Работа некоторых точек, особенно Д и Е, обычно бывает ночной. Поэтому поутру телефоны они не слышат, отсыпаясь после ночной смены. И приходится показывать блестящее знание алфавита и топографии, строя маршрут не по часовой стрелке, но против.
Маршрут намечался именно против часовой стрелки. Но шевроны автостопщиков заставили меня надолго призадуматься. Секунд на пять. И я сказала по прошествии:
- Вперёд! - и взмахнула рукой.
Вперёд так вперёд. И оба буквально взяли на абордаж вторые сидения нашего не такого уж большого автобуса. Санди взлетела на руки, продолжая строить глазки и маршрут по заданным мною крокам.
Оглянувшись, я увидела бородатое сонное лицо, синяк под глазом, и спросила, усмехнувшись скупо:
- Увольнение задалось?
- Не, это он об БТР!
- Не, это я об БТР!
в два голоса вскричали автостопщики, гневно отметая мои гнусные подозрения.
Санди хмыкнула, а Рита передала на задние ряды горсть конфет "Ромашка"
У нас в рейсе всегда есть конфеты Ромашка, но не ищите на наших картах блокпоста с таким названием.
Просто есть Таня, к которой нас всегда может занести Бог войны и дорог. А мы с Таней очень любим конфеты Ромашка. Таня - потому что позывной. А я просто люблю.
Я не ем сладкого. Вообще. Шоколад имеет для меня картонный вкус и не входит в перечень съедобных вещей. Пирожные и торты кажутся мне муляжами, поскольку совершенно не вызывают вожделения и слюноотделения. Любые конфеты или десерты, не говоря уже о мороженом, вызовут у меня разве что поднятие плечей и взлёт бровей для пущего акцентирования явственного недоумения. Я действительно не понимаю, как это можно есть. Но каких только причуд у людей не бывает. Когда я была беременной, то ела мел. Я его хрупала кусками, и мне специально покупали мел белый, школьный, коробками.
Чего только не случается в море обширных гастрономических чудачеств, даже шоколад.
Но конфеты "Ромашка" я люблю бесконечной любовью. Насытиться "ромашками" я не могу, потом страдаю некоторыми панкреатитными болями в левом подреберье, поэтому "ромашки" всегда в машине, но всегда делятся на всех и щедро раздаются случайным пассажирам - меньше соблазна, меньше панкреатита.
Рита передала "Ромашку" на задний ряд, оттуда скоро послышалось сопение, шуршание и смачное чавканье.
Прожевав, бородатый и заросший спросил:
- А нааам на блаакпосце, где перекрёсток, знаеце?
И мы опешили, надолго замолчав. Даже Рита от удивления объехала очередную яму по обочине, что недопустимо. И метнула на меня взгляд - заметила, нет?
я сделала вид, что не заметила, переваривая эти "ц" и широкое "ааа"
- Россия? Москва? - спросила я.
- Да, угадали. - засмеялся заросший и бородатый.
Угадали? - да на его аканье большими буквами было написано - я из москвы, ребята, встречайце!
- А вы часом не сепаркИ ли, ребятки? - угрюмо спросила я среди общего молчаливого хмыканья.
- Ахахаха! - захохотал весёлый бородач. - Вот у меня часто так спрашивают.
И начал рассказывать, как он ехал из России воевать за Украину, как сначала с Правым сектором, потом пошёл на службу в армию.
То-есть он рассказывал историю, которую я слышала не раз за эти три года Майдана и войны.
Я эту историю слышала не от одного заезжего из россии воина украинской армии. И даже не от двух.
Привычной и обычной была история. И я включилась далее в обдумывание маршрута, который уже летел к чертям из-за резко введенных в уравнение этих двух неизвестных.
Я набирала номера телефонов, номера молчали. Люди отсыпались после ночной смены.
Кто-то отсыпался после смены утренней. А мы уже знали, что утром ребятам подвалила внеурочная работа. И один отдел спешил на помощь другому отделу, разгребаясь с этой срочной работой, внезапным прорывом на производстве нашей войны.
Я строила маршрут, тасуя буквы А,В,С,Д,Е, переставляя их и так и эдак, вводя поправки на солнце и короткий день, затраты на топливо, забросы на завтрашний день - а очень важно, где нас застанет вечер, от вечера зависит оптимальность следующего дня. Где оптимальность - наш Бог и главный решающий фактор построения маршрута.
За спиной гудел бородач, слышались взрывы хохота экипажа. Наш автостопщик травил бородатые анекдоты, и экипаж смеялся именно над длиной бороды - анекдотов, а не рассказчика.
Но, смеясь над бородой анекдота, важно делать это широко и взахлёб, чтобы рассказчик не упустил своих лавров.
Правда, тогда смеющиеся обречены на новую серию бородатых, старых, знаемых напамять, цитируемых до тошноты, анекдотов. Здесь всё зависит от терпения и степени нужности рассказчика в вашей жизни.
Я поморщилась улыбаясь. Конечно, наш мохнатый автостопщик был нам нужен. Как воин - если всё, что он говорит, правда, исключая, конечно же, анекдоты.
И как лазутчик, если информация о его боевом прошлом и настоящем не подтвердится.
Понятно, что вряд ли он мог быть лазутчиком - этот милый, страшно занудный, нахальный русский с чётким и протяжным масковским аканьем.
Понятно, что я просто включила для профилактики свою постоянную дозированную паранойю, первый пункт которой гласил:
1. Если вы в чём-то сомневаетесь, проверьте информацию.
Там был ещё второй пункт, и он вещал:
2. Даже если у вас нет сомнений - информация должна быть проверена.
Был ещё подпункт. Он нашёптывал:
- если вы боитесь выглядеть дураком при проверке, не бойтесь. Непроверенная информация - хуже, чем если вы дурак.
Дозированную паранойю во мне взращивал Эндрю, это было практически единственное, что он оставил мне в наследство, если не считать:
- друзей множество и почти во всех подразделениях, друзей, с которыми познакомил меня в своё время он
- дороги и маршруты, проработанные нами совместно
- вера в то, что мы всё делаем правильно, если не отступаем от своих принципов
- сами принципы, откоректированные по его звенящей сталью шкале
- карту наступления на оккупированные восток и Крым, которую однажды он начертил нам
- кактус, который он подарил мне на День рождения
и подвести своего погибшего друга в нашей общей паранойе я не могла. Мне бы не простил этого даже кактус по имени Эндрю.
И я набрала номер.
Внезапно мне ответили, проснувшись после ночной смены. Или утренней внеурочной работы.
- Скажи мне, милый ребёнок... - начала я, и в трубке заржали.
Милый ребёнок имел два-плюс метра ростом и вполне заслуженный авторитет, я знаю, я наводила справки. И метры мерила в объятиях.
- А знаешь ли ты такого... - и объяснила.
- Конечно. - улыбнулись в трубку. - наш человек, норм.
И я улыбнулась в ответ.
Я вела этот разговор в салоне, не боясь, что вторые ряды услышат мои наведения мостов и прощупывание характеристик во славу паранойи.
Вторые ряды и не могли услышать, их охватило веселье. Милый нестриженый зануда травил что-то о женщинах и мужчинах, и даже Ритка, сидевшая, естественно, в первом ряду, поскольку за рулём, хмыкала и вставляла свои веские и звонкие:
- Да слушайте его больше!
Мы подъехали к блокпосту, что на перекрёстке, я высунулась в окно и сказала:
- Волонтёры. Четыре человека экипажа и два заложника.
Каска постового взлетела на макушку - так высоко и резко он поднял брови. Рука потянулась к автомату.
- Да это мы, мы это! - закричали наши автостопщики, отодвигая дверцу микроавтобуса.
Ухмылка типа "Аааа, это выыыыы..." озарила небритое лицо постового. И он махнул рукой - проезжайте, мол, с глаз моих долой.
- Ну, мы выходим. - заявили наши попутчики.
- Не надо. Мы отвезём вас в вашу роту. - сказала я железно.
Когда я говорю железно, даже такие охламоны умолкают и начинают вспоминать, говорили ли они, где стоит их рота.
Не говорили.
И они притихли.
- Во-во. Болтун - находка для шпиона. - громко подумала я.
А зануда с синяком под глазом - Это он об БТР! - задумался и сказал, просияв:
- Так это вы ради нас поменяли маршрут!
- Не обольщайтесь. - хмыкнула я, наконец расставив точки Е,Д,С,В,А. - Нам туда тоже нужно.
- Всё равно спасибо. - мурлыкнул русский, нахально акая.
- Не могу. - покрутила головой Ритка. - Когда я слушаю вас, я не могу говорить на украинском языке. И тоже начинаю акать. Скорее изучайте украинский.
- Я изучаю. - виновато сказал бородатый и лохматый зануда. - Но я ещё не могу убрать акцент.
Мы вышли в промежуточной точке. Большой лохматый зануда потягивался и просветлённо смотрел на нас.
- Девочек провести в туалет, меня в штаб. - командным тоном попросила я.
- Так точно! - просиял он.
... мы прощались там же.
Я вернулась из штаба с провожатым. Нас ждала точка Е.
Их ждал путь домой.
Домой - так называют все ребята свои расположения, которые они, в свою очередь, называют располагами.
Домой - хоть настоящий дом твой очень далеко. Иногда невозвратимо далеко.
Домой - в это временное пристанище. Которое они украшают как могут - детскими рисунками, флагами, смешными лозунгами и объявлениями, разодетыми в форму манекенами, и снова рисунками.
- Спасибо. - сказал нам лохматый, протягивая мне руку, и моя рука утонула в его руке. - Позвоните мне, когда вы приедете в следующий раз, хорошо?
- Хорошо. - улыбнулась я.
Я хорошо улыбнулась ему. На самом деле я страшно люблю зануд.
Зануд, которые рассказывают бородатые анекдоты.
Но эта моя любовь - большой секрет. Не говорите никому.
- И запишите в телефон. Витек. Витек, как чешское имя. - пояснил он.
- Лучше ты мой номер запиши. - сказала ему я, улыбаясь добро и нежно.
Ему нельзя было улыбаться по-другому. Большим ребёнком выглядел этот Витек - со всеми вытекающими ребёнковыми сложностями и неудобствами.
Не позвоню, Витек.
И ты не позвонишь мне.
Русский, бившийся за нашу страну - ты так и не успел выучить украинский и победить своё аканье. Но разве в этом дело и в этом беда?
Вчера тебя не стало. И мы, которые видели тебя час, не больше - не можем поверить в это.
- Он был слишком живой, чтобы умереть. - сказала я.
Но это чушь. Все слишком живые, чтобы умирать.
Все.
https://www.facebook.com/fondDM/posts/1850036595255110
Реквизиты Ф.О.Н.Да Дианы Макаровой.
Tags:
